Дармштадт: терпимость сцепив зубы
Saturday, 29 June 2013 11:26![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Дармштадт известен среди немцев прежде всего престижным техническим университетом. Среди русских он известен тем, что в нем родилась будущая жена императора Николая II. Немногие, однако, знают, что в 30-е годы Дармштадт прославился расовой нетерпимостью. Он стал первым немецким городом, где были закрыты принадлежащие евреям магазины. Сегодня дармштатцы наказаны за расизм сполна: город заполнен иностранцами чуть менее, чем наполовину. Больше всего, конечно, турок и румын. Очень много арабов и русских. Ведут себя иностранцы (хотя, какие там иностранцы - у всех немецкие паспорта!) часто плохо, но немцы терпят, сцепив зубы, - стоит только сделать замечание, и ты уже нацист. Mala fama tienen los alemanes.
Я наблюдаю город с террассы удобного кафе с труднопроизносимым названием. Мой заказ - каньхен кафе,- чайничек с черным кофе, который в германии подают со стаканом воды, кувшинчиком молока, сахаром-рафинадом на блюдечке и крохотной печенюшкой на закуску. На ступеньках метрах в двадцати от меня сидят две компании: человек шесть турок, и человек пять русских. Турки принесли с собой магнитофон на батарейках (не видел таких с девяностых годов), слушают какую-то музыку и курят кальян. Хотя кальян, подозреваю, используется для маскировки. Легкий ветерок доносит до меня отчетливый запах травки. Турки сплевывают на тротуар, и бросают туда же обёртки от чипсов, использованные пачки сигарет и баночки из-под напитков. Парни оценивающе взирают на проходящих мимо девушек, и отпускают им вслед сальные шуточки по-турецки. Внимание компании вдруг привлекает парень с характерной походкой и серьгой в ухе. "То-о-о-п" - кричат турки, свистят и плюют парню вслед, и без перевода понятно, что они хотят этим сказать. Девушки и парни проходят мимо сцепив зубы, терпят насмешки хамской компании молча. Им положено терпеть. Они расплачиваются за преступления предков.
Русские сидят гораздо тише, и лишь время от времени компания взрывается от хохота, и раскрасневшиеся девочки подставляют пластиковые стаканчики, а мальчики разливают из пластиковой бутылки какую-то прозрачную жидкость. Жарит солнце, парит, и колено моё уже предчувствует вечернуюю грозу. Девочки краснеют все больше, и я представляю себе, как натужно сейчас работают их сердца, как залитая спиртом печень тщетно пыатется выработать нужное количество алкогольдегидрогеназы, как, из-за богатого кровоснабжения, насыщаются этанолом ткани этих юных мозгов. Я расплачиваюсь и ухожу из кафе, и нельзя обойти, нужно пройти мимо между этих двух шумных компаний.
- Ребята! - говорю я русским, - Очень жарко. Вы бы не злоупотребляли, а?
Компания неожиданно замолкает, а потом один из парней, прищурившись и наклонив голову к плечу, говорит мне:
- Дяденька! А не пошел бы ты на хуй!
Компания прыскает со смеху, я прохожу мимо, освистанный русскими, терплю, сцепив зубы, словно те немцы под гнетом расистской кармы. За мной идет пара пожилых толстых немцев, и я слышу, как одна из девочек громко говорит: "Ну и жирные свиньи!" Немцы чувствуют, что речь идет о них, понимают, что прозвучало обидное замечание, но лишь ускоряют шаг, проскальзывают меж двух компаний сцепив зубы. А до меня доносится уже издалека "Ишь ты, какой! Он думал, мы ему тоже нальем, угостим! Козёл!"
Скомканные стаканчики летят на тротуар, русские собирают свои рюкзаки и уходят.
А мимо идут арийцы, опустив взгляд, отражая оскорбления спинами. Вот такая она, европейская терпимость. Сцепив зубы.
Я наблюдаю город с террассы удобного кафе с труднопроизносимым названием. Мой заказ - каньхен кафе,- чайничек с черным кофе, который в германии подают со стаканом воды, кувшинчиком молока, сахаром-рафинадом на блюдечке и крохотной печенюшкой на закуску. На ступеньках метрах в двадцати от меня сидят две компании: человек шесть турок, и человек пять русских. Турки принесли с собой магнитофон на батарейках (не видел таких с девяностых годов), слушают какую-то музыку и курят кальян. Хотя кальян, подозреваю, используется для маскировки. Легкий ветерок доносит до меня отчетливый запах травки. Турки сплевывают на тротуар, и бросают туда же обёртки от чипсов, использованные пачки сигарет и баночки из-под напитков. Парни оценивающе взирают на проходящих мимо девушек, и отпускают им вслед сальные шуточки по-турецки. Внимание компании вдруг привлекает парень с характерной походкой и серьгой в ухе. "То-о-о-п" - кричат турки, свистят и плюют парню вслед, и без перевода понятно, что они хотят этим сказать. Девушки и парни проходят мимо сцепив зубы, терпят насмешки хамской компании молча. Им положено терпеть. Они расплачиваются за преступления предков.
Русские сидят гораздо тише, и лишь время от времени компания взрывается от хохота, и раскрасневшиеся девочки подставляют пластиковые стаканчики, а мальчики разливают из пластиковой бутылки какую-то прозрачную жидкость. Жарит солнце, парит, и колено моё уже предчувствует вечернуюю грозу. Девочки краснеют все больше, и я представляю себе, как натужно сейчас работают их сердца, как залитая спиртом печень тщетно пыатется выработать нужное количество алкогольдегидрогеназы, как, из-за богатого кровоснабжения, насыщаются этанолом ткани этих юных мозгов. Я расплачиваюсь и ухожу из кафе, и нельзя обойти, нужно пройти мимо между этих двух шумных компаний.
- Ребята! - говорю я русским, - Очень жарко. Вы бы не злоупотребляли, а?
Компания неожиданно замолкает, а потом один из парней, прищурившись и наклонив голову к плечу, говорит мне:
- Дяденька! А не пошел бы ты на хуй!
Компания прыскает со смеху, я прохожу мимо, освистанный русскими, терплю, сцепив зубы, словно те немцы под гнетом расистской кармы. За мной идет пара пожилых толстых немцев, и я слышу, как одна из девочек громко говорит: "Ну и жирные свиньи!" Немцы чувствуют, что речь идет о них, понимают, что прозвучало обидное замечание, но лишь ускоряют шаг, проскальзывают меж двух компаний сцепив зубы. А до меня доносится уже издалека "Ишь ты, какой! Он думал, мы ему тоже нальем, угостим! Козёл!"
Скомканные стаканчики летят на тротуар, русские собирают свои рюкзаки и уходят.
А мимо идут арийцы, опустив взгляд, отражая оскорбления спинами. Вот такая она, европейская терпимость. Сцепив зубы.