Журнал мандрівника Пепе

Движущая сила испанской забастовки - это организованные профсоюзами "мирные" информативные пикеты. Закон позволяет бастующим пикетировать государственные учреждения, входы на фабрики, заводы и пароходы, с целью информировать людей о целях забастовки. На практике "мирный" пикет превращается в баррикаду из покрышек (и где они их только берут в таких количествах?), которые должны воспрепятствовать людям попасть на их рабочие места.

Пикеты перегораживают въезды и выезды на предприятия, и всеми силами пытаются не пустить сотрудников на работу. В машины руководителей часто летят воздушные шарики и презервативы, наполненные краской, иногда бросают камнями. Часто покрышки поджигают, и тогда пробраться на рабочее место фактически невозможно. Когда власти что-то неправильно делают, испанцы часто говорят -  huele a rueda quemada - пахнет жжеными покрышками. Это означает, что дествия властей могут спровоцировать страйк.

Как правило, пикет из 50 человек способен полностью перекрыть вход или въезд на предприятие. Поскольку фабрики и заводы заинтересованы в том, чтобы их работники-штрейкбрехеры на работу всё-таки попали, они зачастую просят полицию сопровождать развозочные автобусы. В полицию камни и краску не швыряют, но колонну не пропускают, и несколько полицейских сопровождения, явно симпатизирующих бастующим, просто курят в сторонке, пока страйкующие и штрейкбрехеры выясняют между собой отношения на баррикадах. Отряды спецназначения (так называемые "антидистурбиос") появляются только тогда, когда профсоюзы перекрывают дороги международного или национального значения - важные трассы или автобаны. В противном случае в конфликт они не вмешиваются, охраняя исключительно государственные учреждения. Вообще, что меня поразило в испанской забастовке, так это полиция. Её действительно очень мало, и даже при многотысячных демонстрациях в центре города вряд-ли можно насчитать несколько сотен "антидистурбиос". Контраст с моей Родиной, где власть отгораживается от своего народа огромными кордонами, разителен.

Протестующие часто идут колоннами по городу, и магазинчики, находящиеся на их пути, предпочитают закрываться, и вывешивать в окнах объявления о солидарности со страйкующими. Даже те, кто не поддерживает забастовку, предпочитают закрыть свои магазины - витрины открытых заведений могут побить, обрисовать краской, залить водой, или устроить еще какую-то пакость. Во время последней забастовки, не получившей существенной поддрежки от испанского народа, мне довелось наблюдать интересную картину. На улочке, по которой шла процессия бастующих, скандирующих речёвки, остались открытыми несколько магазинов. Когда колонна поравнялась с одним из них, протестанты принялись требовать от хозяина магазина, чтобы он закрыл заведение, всячески оскорблять его, и даже попытались пшикнуть из балончика на его витрину. Скрестивший руки хозяин, до этого невозмутимо стоявший в дверях своего магазина, и объяснявший протестующим, что он имеет полное право работать согласно испанским законам, увидев краску на витрине, рассвирипел. Он ринулся внутрь магазина, схватил какой-то металлический прут, и грозно размахивая им, принялся разгонять бастующих.

"Где вы были раньше, подонки!" - кричал он, угрожающе поводя прутом, целя в особенно агрессивных профсоюзников - "Почему вы объявили забастовку только сейчас, когда законы уже приняты, и пути назад нет! А? Дайте мне работать, и не кричите мне тут про хлеб ваших детей! У меня свои дети есть, и они тоже в хлебе нуждаются! Так дайте же мне на этот хлеб заработать!". Увидев столь рьяный отпор, колонна отодвинулась от входа и витрины магазина, и, пооскорбляв хозяина издали, продлжила свое шествие по улицам города. А победивший в стычке владелец осторожно поставил прут в угол, и принялся отмывать начавшую присыхать краску со своей витрины. Магазин остался открытым, хотя и вряд-ли он может рассчитывать на большой выторг в подобный день.

Забастовка, о которой идет речь, закончилась поражением. Главная причина, как утверждали некоторые мои испанские друзья, заключалась в действии самих профсоюзов. Страйк объявили уже после того, как законы, урезающие социальную защиту испанцев, были приняты. Поговаривают, и небезосновательно, что профсоюзы тоже понимали необходимость реформ. Но не объявить забастовку они не могли, - ведь это бы означало потерять долю авторитера. Лысый, бородатый, и чем-то похожий на Ленина глава профсоюза предприятия, где я тогда работал, сказал мне как-то в частном разговоре: объяви мы забастовку раньше, и власть пошла бы на компромисс. Впрочем, я даже рад, что требования страйкующих не был удовлетворены. Испания провела ряд бюджетных реформ, снизив социальную нагрузку на и без того дефицитный бюджет. Результаты не заставят себя долго ждать. Думаю, существенный рост испанской экономики возможен уже в этом году.

Чтобы у читателя не возникло ложного представления о неэффективности и бесполезности забастовок замечу, что я наблюдал со стороны ряд крайне успешных страйков, когда все требования бастующих были выполнены, а власти окончательно и бесповоротно капитулировали. А об одном из таких страйков - мусорной забастовке в Севилье - я уже как-то писал.

Однажды король франков Карл Великий, сын Пипина Короткого, решил построить в городе Аахен огромный каменный собор. Дав строителям денег, Карл отправился в дальние странствия, где воевал с саксами и данами. За время отсутствия батюшки-царя бюджет был благополучно распилен и откачен, и, незадолго до возвращения Карла, всем стало ясно: денег нет, и достроить собор не получится.

Франки очень боялись своего короля, ибо в гневе Карл Великий был страшен и ужасен. Чиновники лихорадочно искали деньги, но насобирать нужную для достройки собора сумму не получалось. Но вот, когда аахенцы совсем уже отчаялись найти финансы, в городе объявился странный человек. Он был одет в черный плащ, прихрамывал на левую ногу, опирался на стильную трость, и, говорят, что некоторые особенно наблюдательные жители Аахена даже углядели под плащем у незнакомца хвост. Это был сам Люцифер.

Отправившись прямо в ратушу, Дьявол заявил: "Я дам денег на достройку собора. Беспроцентный кредит на выгодных условиях. Его даже отдавать не нужно. Условие у меня, собственно, только одно - в обмен на нужную сумму я хочу забрать себе душу первого, вошедшего в новопостроенный собор!".  Других кредиторов не нашлось, а страх перед Карлом Великим был даже больше, чем перед самим Люцифером. С условиями Дьявола согласились, деньги потекли рекой, и строительство собора было завершено в срок.

Горожане, однако, не очень-то спешили посещать новую церковь: за дверью притаился Дьявол, и ждал свою жертву. Стать этой жертвой не желал никто. Говорят, что идею, как обмануть Люцифера, подсказал местный шут. "Поскольку - завел он с умным видом свою речь - наш любезный кредитор нигде в договоре не указал, что душа должна быть именно человеческой, а не пустить ли нам в собор вместо безневинной души - волчицу?". Идея была воспринята с восторгом, волчицу изловили и загнали в собор.

Жадный Дьявол накинулся на жертву, выпил из нее всю кровь, а вместе с ней и душу, и только тогда заметил подвох. В ярости выскочил Дьявол из собора, и так сильно хлопнул дверью, что по огромной бронзовой створке (весом в 2.5 тонны) пошла трещина. Поговаривают также, что в бронзовой дверной ручке, выполненной в форме львиной пасти, остался палец Дьявола: он, будто-бы, так сильно захлопнул дверь, что оторвал себе палец. Городская легенда гласит, что любой, сумевший вынуть палец Дьявола из львиной пасти дверной ручки, овладеет несметными богатствами, равными стоимости всего собора. За 1200 лет существования Аахенского собора достать люциферов палец не удалось никому. Не получилось это и у меня, хотя я оооочень старался.

Памятник Аахенской волчице, отдавшей свою душу в обмен на замечательный собор, до сих пор стоит у главного входа. А вход этот и по сей день носит не слишком церковное название "Волчьи врата".

Такие вот кредиты... у Дьявола.